Дорогой друг пишу тебе на запотевших стеклах, мелом на мокром, похожем на промокашку, тротуаре... еще пара строчек должна уместиться на объявлениях в метро. На полях писать не буду, там еще очень много снега. Очень хочется начиркать что-нибудь прыгуче-восторженное, в духе: "Весна! шлеп-шлеп, весна!!!", но про весну ты и так в курсе, вместо это лучше сразу к теме: мартовские игры.
Мартовское пятиборье уже почти на излете, но наш календарь издавна перевернут, перекроен и вывернут, поэтому кульминация, ясное дело, придется на апрель, ну а выживших будем чествовать где-нибудь в мае венками из линялых, переводных, одуванчиков.
Игра первая. Ловля ветра на пальцы.
Ты сам знаешь, что вместо снов, деревья на свои ветви ловят ветер. Так что ты и такие, как ты, не первые, кто придумал ловить ветер растопыренной пятерней. Но ты первый, согласна, кто придумал рассказывать свои сны деревьям, приложив ладони к стволу, чтобы бы в рощицу возле дома, прежде всех, пришла весна. А я так узнала, что в твои сны заглядывает солнце.
Игра вторая. Витражи отражений.
Не помню точно, но думаю, все-таки от тебя я узнала: в марте воздух прозрачен настолько, что приглядевшись, можно увидеть изнанку чего угодно. Достаточно просто внимательно посмотреть в любую лужу, когда ее осветит солнцем. Мы вместе придумали прыжками разбивать эти картинки на тысячи осколков, чтобы получать из них первосортные витражи. Это было прекрасно, а я узнала, что твои мысли не имеют отражений.
Игра третья. Прятки теней.
Это заметил кто-то из уличных художников, умеющих рисовать время. В марте свет густеет, а тени отделяются от предметов и застывают под снегом. Ты сам искал самый чистый снег, сметал его, а под ним мы находили кусочки серо-голубых теней. И пока тени таяли у нас на руках, пытались угадать, чьи они. Ты потом рисовал, а я смотрела и думала, что на твоих руках тени тают гораздо медленнее.
Игра четвертая. Побег.
А вот это уже точно была моя идея. Бежать так быстро, чтобы самому себе наступать на пятки. И выиграть хоть немного времени. Предложение было встречено улыбкой и приглашением пойти покормить уток в пруду. Ты оказался прав. Времени действительно достаточно, а его распределение сродни кормлению уток.
Игра пятая. Уход.
Что посеешь, не обязательно взойдет, но самые крепкие всходы сеют себя сами. Посеянные, но не потерянные тобой мысли, дают обильные всходы, и даже твой уход им не помеха. Я тоже могу ухаживать за ними, пусть и не так хорошо, как ты, но по мере сил и желаний... а затем передавать эстафетную палочку...

(с) зеленый лес

Я не рассказчик. Я человек, который рисует картинки.
Я признаю: рисованная анимация умирает. Мастера рисованной анимации скоро станут не нужны, как когда-то стали не нужны создатели фресок. Но я счастлив, что мне довелось провести в этом умирающем ремесле больше сорока лет.
Я догадываюсь, что компьютер способен на большее, чем человеческая рука. Но мне уже слишком много лет, чтобы заставить себя убедиться в этом.
Иногда мне хочется сказать: откажитесь от анимации – вокруг нас и так слишком много воображаемых вещей.
Современный мир бесплоден, пуст и лжив. Надеюсь, я смогу дожить до того дня, когда все застройщики обанкротятся, Япония обеднеет, и всё вокруг покроет высокая дикая трава.
читать дальшеЖизнь – это просто мерцающий в темноте свет.
В битве богов и людей людям никогда не выйти победителями.
Я законченный пессимист. Но если у кого-то из коллег рождается ребёнок, всё что мне остаётся – это пожелать ему счастливого будущего. Ведь ни у кого нет права говорить ребёнку, что он не должен был рождаться в этом догорающем мире. И мы никак не можем ему помочь – разве что благословить его. Собственно, думая об этом, я и делаю свои фильмы.
Мне кажется, что дети интуитивно понимают это лучше, чем взрослые: мир, в котором они родились, безжалостен, безнадёжен и сыр.
Несмотря на пессимизм, я не собираюсь делать фильмы, которые говорят: отчаивайся, беги и прячься. Всё, что я хочу сказать – это: не бойся, когда-нибудь всё встанет на свои места, и где-то тебя точно поджидает что-то хорошее.
Мы живём в эпоху, когда дешевле и выгоднее купить права на фильм, чем снять его.
Большинство современных фильмов построено на одной идее: вначале нужно изобразить зло, а потом – его уничтожить. Так делают все, но, на мой взгляд, от этой идеи пахнет мертвечиной. Как и от другой популярной идеи – о том, что у истока любого злодейства – в жизни, в политике, где угодно – стоит конкретный человек, которого всегда можно обвинить и которого всегда можно наказать. Это самая безнадёжная мысль, которую я когда-либо слышал.
Никогда не упускайте шанса сразиться с продюсерами.
Люди, которые спрашивают вас, не нужен ли вам ещё один год для окончания работы над фильмом, – самые большие лжецы на свете. Потому что этот год они не дадут вам никогда. Всё, что они хотят – это запугать вас.
Я всегда заканчиваю работу до отведённого срока.
Никогда не позволяйте работе делать вас своим рабом.
Тот, у кого недостаточно опыта и наблюдений, вряд ли может называть себя аниматором. Однажды, когда мы разрабатывали сцену с горящим огнём, часть моих сотрудников призналась мне, что они никогда не видели горящих дров. И я сказал им: "Останавливаем работу. Поезжайте и посмотрите". В тот момент я подумал, что, наверное, я очень старый. Потому что я помню то время, когда все японские бани топились при помощи дров. А сегодня ты просто нажимаешь кнопку.
Вдохновение можно найти даже в прогнозе погоды.
Конечно, у нас на студии есть и компьютерный отдел. Но я всегда говорю им: "Старайтесь работать неаккуратно, не стремитесь к идеальным линиям. Мы ведь здесь создаём тайну, а тайна никогда не бывает идеальной".
Мне не нравится, что многие люди считают, что ностальгия – это привилегия взрослого человека. Дети чувствуют ностальгию точно так же, если не более остро. На мой взгляд, ностальгия – это самая распространённая человеческая эмоция. Ведь жизнь – это непрерывная череда потерь. И дети чувствуют эти потери так же, как и все остальные.
Я полагаю, что детские души наследуют историческую память предыдущих поколений. Потом, когда они начинают взрослеть, доставшаяся им память становится всё более и более недосягаемой. Поэтому больше всего на свете я хочу сделать фильм, который способен разбудить в людях эту память. Если я сделаю это, я точно смогу умереть счастливым.
Я живу жизнью обычного человека своих лет: хожу в магазин, покупаю еду, а также захожу иногда в кафе – просто чтобы выпить чашку кофе.
Ненавижу коллекционирование.
Не люблю критиков. Иногда мне даже хочется кого-то из них пнуть. Но я слишком слаб, чтобы пнуть критика.
Я не люблю читать рецензии. Я люблю смотреть на зрителей.
Самая страшная ловушка, в которую может угодить режиссёр, – это страх того, что на его фильме зрителю будет скучно.
Хороший детский фильм нужно снимать с расчётом на взрослых.
Главный герой большинства моих фильмов – девочка. Я могу очень долго объяснять, что я хочу этим сказать и как я к этому пришёл, но лучше ограничиться кратким ответом: всё дело в том, что я очень люблю женщин.
В моих фильмах очень много свиней. Может быть, это просто потому, что свинью легче нарисовать, чем верблюда или жирафа... Но, если говорить правду, мне кажется, что свинья очень похожа на человека – по поведению и внешне.
Обретение свободы – самая большая радость, доступная человеку.
Вся красота мира легко может поместиться в голове одного человека.
К чёрту логику.

Записал Стивен Вайнтрауб (Steven Weintraub).
Esquire февраль 2010

Умываясь спелым градом,
Надевая свежий вечер,
Ты почувствуешь, что рядом
Кто-то тот, кто бесконечен.

Отхлебнув сухого ветра,
Сквозняками пообедав,
Ты услышишь скрип паркета -
Это тот, кто так неведом.

Затушив прохладой свечи,
Темноту на лампу сбросив,
Ты, быть может, не заметишь
Красный свет в окне напротив.

И, когда перелистаешь,
Сон - зачитанный и страстный -
Ты отчетливо растаешь...
Вот тогда скажу я: "Здравствуй!"

"окружили не одним колесом,
ворожили сотней горьких слов
а спросить "на кой?" -
и вниз лицом
лягут молча, лбы сбивая в кровь

шелестели ветром за спиной,
сквозняками изо всех щелей
позови какого за собой -
станет лить елей, дыша все злей
забывали из последних сил,
отпевали стаей гончих псов,
на костер вели свою любовь...
что ж ты, милый, сам себе не мил?..

и к чему над ними слезы лить
и ночами выть до одури
вспомни, кто и чем тебя дарил,
и решай - любить иль не любить

опечалилась душа
колокольчик умолк
стоит в поле недыша
незадачливый Бог
не вернуться никогда
лишь шагнут за порог
Он читает по складам
бес-ко-неч-но о-ди-нок"
читать дальшеЛеш, поехали в Питер,а...

наш китайский новый год
читать дальше

Все это блеф, правда? Пустая игра на вымокшей крыше вагона. Перегоны, стыки рельс, чужие города. Ну, хочешь, я снова приеду к тебе? Хочешь, отыщу тебя в твоих холодных подвалах... “дай хрип, где тебя найти”
Прокуренный тамбур. Сколько раз – одно и то же. “Хочешь, скажу, что люблю тебя...” Неужели – все это блеф...
Ну и что дальше? Ворох исписанных страниц – вон, смотри, обои совсем старые – может переклеить? Будут беленькие в черную полосочку. Ведь и так... А, Макмерфи – ты хотя бы попытался разворотить это кукушкино гнездо. Я тоже попыталась – узелки в кулачок, крылья – бантиком и вперед – кажется, там вверху даже повеселели, глядя, как я прыгаю с одной ветки на другую – Петербург, Москва, Хотьково, Ковалево. “С твоих слов выходит, что кладбище – это прикольно” “А мне все -- прикольно. И твои изрезанные руки, и пустые глаза, и вот эта стена под боком. Все прикольно. Я даже не знала, что над Арбатом по вечерам такое красивое небо. Вот если бы вы еще не лезли со своими изрезанными руками и с миром, который напоминает вам чемодан (закрытый, и куча грязного белья повсюду – это прикольно!). “Малыш, сумасшествие плохая ширма для твоих израненных рук”. “ Да. Но, Хенк, меня так учили. Всю жизнь. Вокруг эти битые стекла. Ведь ты слышишь, они даже здесь – по ту сторону реки. А для тебя это всего лишь декорации” “ Да, Малыш! Именно! Декорация! Это ты верно заметил. Так что давай, пересиль себя, выкинь прочь все свои картинки недосмотренных снов! Встряхнись! Неужели ты не устал от этого звона, что преследует тебя изо дня в день. Эхо мертвых богов... Малыш, ну же! Сейчас или никогда!”

Нужно попытаться вытаскивать как можно больше слов... А то они копошатся там – маленькие ежата – только тронь. И похожи друг на друга – чертовы комочки – натыкаешься на одних и тех же, хотя... кто их разберет?..

Знаешь, мне бы хотелось, чтобы ты тоже попрыгал по этим клеточкам – “прощай, детка, жаль, но это так – в моей клетке не быть тебе никак” Удивительно, что ты до сих пор не освоил эту игру – перекидывать камешек от меня к ней – это же так просто – от тебя к ней... Земля тянется к Небу, руки тянуться к Земле, чтобы подобрать очередной камешек и забросить его далеко-далеко, лишь бы не попасть вновь – в тебя или в нее...

И здесь повсюду – лишь слова и колокольчики. Только куда уж дальше податься? -- край неба, край рая... Ночи без сна, дни без звезд и пустота в Северном Городе. Затянувшиеся проводы на поезд № 666 черный шарф и черные глаза – ягоды яда в твоих глазах – этажи, этажи, этажи – хочешь, скажу, что люблю тебя?! -- ну – хочешь?! Если возвращаться, то только к тебе – все остальное не имеет смысла. Загнанный зверек на скользкой крыше и кровавые флажки за спиной “нас уже нет в перспективе окна” А за стеной рассвет – значит, скоро – подниматься и идти – идти... По Городу, рисующему белые картины на белом фоне. И падает снег. Засыпая фонари из колокольчиков – ночь капает с крыш, если не спишь – а за стеной – зимний Петербург – ночь, снег в глаза – АRТ – человек на лыжах, исчезающий за горизонтом, уносящий ягоды яда в заиндевевших руках и снова – снег за закрытой дверью в белое безмолвие...
На обратном пути от колокольчиков, окон и куполов остается только теплая водка, мальчики в зеленой форме и засаленные руки, которые тянуться, сдавливают запястье, выворачивают на изнанку и разбивают вдребезги... А на губах – снова – обрывки слов. На тысячи километров вокруг—ничего больше. И все же кажется, что если сейчас резко обернешься, то ударишься лицом прямо о гранитную мостовую, сплошь заставленную разноцветными картинками в оконных рамах. А там, за ледяной набережной, начинается чужое Небо, усеянное заснеженными камнями – может и звездами, но камнями – наверняка... Только – мертвые цветы – мертвым – это уж слишком – даже для нашего понимания. Мертвые цветы на заснеженных камнях в чужом небе... “ В этом радостном сне – каждый раз – разведение рук на замерзшей Неве”...
Трупики слов – много трупиков вокруг шеи, нанизанных на паутинку. Так и хочется сорвать их с себя – но не сорвать-ся - бессмысленно цепляясь за паутинку – бес-мысленно... Вокзалы, поезда и раскачивающиеся трупики – так – до бес-конечности – вокзалы, поезда, этажи – и трупики слов... Так...


А ведь они играют так, что театр представляется большей реальностью, чем наша жизнь. И слова у них – как-то так получается – действительно остаются словами. Не ломаются в руках и не дохнут как мухи – потому что – это – слова – слова – слова... “Гамлет, что вы читаете?”

Плохо освещенная сцена. Классики, начерченные мелом в вагоне метро – наверное трудно бросать камушек вдоль разворачивающейся ленты тоннеля. Смотри-ка, нас всего лишь трое – какая прекрасная игра может получиться - ведь у каждого будет шанс дождаться своей очереди и кинуться в Небо. Но – двери настежь – и ты вылетаешь за последнюю клеточку – очередная ветка и черная пропасть вагона – бежишь что есть духу – и опять – поезда, этажи и классики на мокрых крышах вагонов... Искусство игры..



Еще немного – и я смогу нарисовать тебя – штришок – черточка губ – штришок – черточка... Вот так – кривая линия руки – теплее – еще теплее – сжатый кулачок с обрывками снов – штрих-код – и неизвестные страны скрываются в глубине глаз. Штришок – взмах по инерции – почти удается – подобие креста – а ты преодолеваешь его с такой легкостью. Неужели твой Бог ближе моего. Неужели я верю в возможность своего Бога? Рука застывает на середине пути – штришок – черточка – запрокидываю лицо – ты его видишь. А я? Я вижу Солнце. Надька рожает солнце и оно все перепачкано теплой кровью. Оно вырастает и ширится, заполняя собой опрокинутые купола. Тужится изо всех сил, вспарывает их крестом и уходит в небо. Неужели ты не слышишь крика? Над нашими головами плачет новое Солнце. Штришок – черточка – неужели ты не слышишь?
Очередной взмах руки – разворот – я хочу убежать – от тебя, от твоих богов, от каменных плит, запоминающих историю всей моей жизни – “он родился и умер” – черточка вверх, черточка вниз. Акутагава родился и умер, черточка. Ван Гог родился и умер – камень зарастает мелкими буквами – штришок – черточка – хочу нарисовать твой портрет, но каждый раз не хватает какой-нибудь линии – и вот – приходится снова срываться к тебе – и вспоминать, вспоминать, вспоминать... Вокзалы, перегоны, мосты – вспоминать... Тепло дрожащих рук – вспоминать... Нервные штрихи – влево-вправо – ломанная линия креста – мне опять не удается удержать их. А там вверху заходит с криком Надькино солнце и пеленки окрашиваются в багровый цвет... По ту сторону это назовут закатом...


Хочешь еще - водки - густой, черной как смоль, обжигающей нутро? Хочешь - еще?..
Крик в телефонной трубке - неужели это твой собственный голос - но ведь больше некому - больше - не к кому - номер - крик - номер...
Еще - водки?.. Так - проще - вспоминать - дом на вершине холма, синее ворота, калитка - скрип-скрип - розовый куст под окном - скрип-скрип - сад - огромный цветущий сад. “По садочку гулял...и...” - больше не помню - но ведь - была - песня - там - в саду - скрип-скрип -деревья и яблоки в траве - скрип-скрип - лестница на чердак - пыль, паутина и нагретые солнцем доски - скрип-скрип - свет просеянный сквозь редкие щели - солнечная мука покрывает плечи - слизываю языком - скрип-скрип - жестяная крыша и зеленое море под ногами - бархатистая прохлада виноградника - скрип - твердые ягоды по крыше - скрип - грозовым облачком над домом нависают зеленые ветки... Оказывается - это так просто - вспоминать...





Голоса?.. Она невидящим взглядом обводит комнату. Голос: “Ей, кажется, скоро не будет хватать слов”
“Ей их всегда не хватает”
“Да. Но раньше она с этим справлялась”
“А сейчас?”
“Сейчас ей повсюду слышаться голоса”
“Вот и теперь...”
“Вот и теперь”
Она в ярости швыряет книгу.
Голос: “Смотри, они рассыпались”
“Думаешь, она заметит?”
“Вряд ли. Не поверишь - каждый раз одно и то же. Она бросает ее. И слова разлетаются по всей комнате. Она берет следующую. И так до бесконечности.”
“Но ведь когда-нибудь это должно прекратиться”
“Да, скоро здесь не останется свободного места”
“Но ведь она может перейти в другую комнату”
“Нет - она - не может. В ее мире нет ни других домов, ни других комнат. И поэтому скоро здесь совсем не останется места”
“Ты думаешь, это все он?”
“Возможно”
“А что если выкинуть эти (слова), тогда можно будет заполнить все новыми”
“Наверное. Но она не догадается. Она никогда не научиться обращаться с ними так как это делаем мы с тобой”
“Жаль. Боюсь, она просто задохнется”
“Захлебнется”
“Споткнется”
“Простудится”
“Они ее сожрут”
“Как пираньи?”
“Может быть”
“А разве у них есть зубы?”
“А разве для этого так нужны зубы?”
“Мне ее жаль”
“Может быть”
“Как ты думаешь, она нас сейчас слышит?”
“А это что-то изменит?”
Голоса?.. Испуганно оглядываю комнату...
Голос: “Тебе кажется...”


Если о тебе - словами - выходит как-то громоздко, неуклюже - стенка на стенку - дом на дом - все заполняют, заслоняют, заклевывают - как птицы - выдалбливают пыль из прошлогодних зерен - здесь - писем, встреч, разговоров. Ничего не остается. Даже тени из-под бутылки. Только необходимость определить, ограничить. Тебя - ограничивать - что мы - нелюди - словами - как забором - и смотрим в щелочку - завоет или не завоет, сами - цепью гремим...
Я и сама скоро - завою - не громко, но по злому, по безысходному - на луну - как на медную копеечку - киньте в шапку - а, хотите - в омут - ай, промахнулись - ну ничего, я не гордая, подберу, вытру, поднимусь... Еще и вслед посмотрю - щенячьими глазами - знаете какими -
ага, бездонными - сколько ни гляди - ничего не разглядишь - вроде и нету их вовсе... Вот и выходит - что ты - весь - со словами, забором, цепью - заблудился во мне - а я не могу найти тебе выхода - опрокинула - как чашку с вареньем - себя в тебя - или - наоборот? - чашку в варенье? - месиво - уже ни варенья, ни чашки - ни тебя, ни меня...

Знаешь, как бы я все это назвала? - письма с того света. Свет - берег, и река разделяющая - ты. Всматриваюсь в лица - жаль, что она уже умерла. С ней тебе было бы интересней. Хотя она тоже писала слишком много писем. Просто слова - с одного берега на другой. Шаги за дверью. Несколько сантиметров мертвого дерева - и ты - живой. Невозможно. Тысячи ступенек до тебя - вниз - ты - там. За толщей своего льда. Почему - льда? -ступеньки изо льда - скатываюсь в не-жизнь без тебя. Нет, все-таки удивительно, что вы - братья. Значит, он - это он, лишь потому что ты - ты. Странно. Письма в стране дураков. Хочется, чтоб кто-то пару строчек - мне. Про сосну, совершившую двойное самоубийство. С потолка - обнаженные корни и руки. Запах разлагающейся души. Так пахнут осенние листья - мертвенно-желтые с огненными прожилками... Я нарисовала тебя в зеркале. Просто тебя уже нет. Есть зеркало и ты в нем - по эту сторону - я. Зеркальное совпадение дважды отраженных. Глаза переходят в глаза, губы - в губы. Я - это я, потому что я - ты. Двойное самоубийство. Кровь невинно убитого зеркала. Ты - это я, потому что я - ты...

-//-

читать дальше
"Неужели все так быстро кончается? - подумал Ослик.-
Неужели кончится лето умрет Медвежонок и наступит зима? Почему это не может
быть вечно: я, лето и Медвежонок?
Лето умрет раньше всех, лето уже умирает. Лето во
что-то верит. поэтому умирает так смело. Лету нисколько себя не жаль -
оно что-то знает. Оно знает что оно будет снова! Оно умрет совсем ненадолго,
а потом снова родится. И снова умрет... Оно привыкло. Хорошо, если бы
я привык умирать и рождаться. Как это грустно и как весело!.."
Медвежонок зашуршал опавшей листвой.
- О чем ты думаешь? - спросил он.
- Я?.. Лежи, лежи,- сказал Ослик.
Теперь он стал вспоминать, как они встретились,
как под проливным дождем пробежали весь лес, как сели отдохнуть и как Медвежонок
тогда сказал:
- Правда, мы будем всегда?
- Правда.
- Правда, мы никогда не расстанемся?
- Конечно.
- Правда, никогда не будет так, чтобы нам надо было
расставаться?
- Так не может быть!
А теперь Медвежонок лежал на опавших листьях с перевязанной
головой, и кровь выступила на повязке.
"Как же это так? - думал Ослик.- Как же это так,
что какой-то дуб разбил Медвежонку голову? Как же это так, что он упал
именно тогда, когда мы проходили под ним?.."
Прилетел Аист.
- Лучше?..- спросил он.
Ослик покачал головой.
- Как грустно! - вздохнул Аист и погладил Медвежонка
крылом.
Ослик снова задумался. Теперь он думал о том как
похоронить Медвежонка, чтобы он вернулся, как лето. "Я похороню его на
высокой- высокой горе,- решил он,- так, чтобы вокруг было много солнца,
а внизу текла речка. Я буду поливать его свежей водой и каждый день разрыхлять
землю. И тогда он вырастет. А если я умру, он будет делать то же самое,-
и мы не умрем никогда..."
- Послушай,- сказал он Медвежонку,- ты не бойся.
Ты весной вырастешь снова.
- Как деревце?
- Да. Я тебя буду каждый день поливать. И разрыхлять
землю.
- А ты не забудешь?
- Что ты!
- Не забудь,- попросил Медвежонок.
Он лежал с закрытыми глазами, и если бы чуть-чуть
не вздрагивали ноздри, можно было бы подумать, что он совсем умер.
Теперь Ослик не боялся. Он знал: похоронить - это
значит посадить, как деревце.

Сергей Козлов

"Мать причесывает четырехлетнюю Люду и нечаянно дергает ее волосы гребнем. Люда хнычет, готова заплакать. Мать говорит в утешение:
- Терпи, казак, атаманом будешь!
Вечером Люда играет с куклой, причесывает ее и повторяет:
Терпи, коза, а то мамой будешь!"
К. Чуковский "от двух до пяти"

Так и теперь - повзорслевшие мы - от произнесенного до услышанного - пропасть...
От слова до его понимания - стена, именуемая мировозрением...

скажи мне, что ты слышишь и я скажу...

кадры за гранью видимости и безвозвратное понимание, что никого нет...
а мы всех пережили так и оставшись дураками

"У меня, разумеется, есть личный набор крупногабаритных тараканов. Ну куда же без них русскому интеллигенту, выпившему в кране всю воду мыслящему человеку!
Вытравить этих насекомых мне не удаётся никак. И в каждый период времени есть человек, на моих взаимоотношениях с которым эта живность тусуется, плодится и размножается. (Я не имею ввиду тех, кто этими моими тараканами в меня активно кидается, я о тех, кто вообще-то ничего не имел ввиду и даже на больные мозоли почти не наступает - по крайней мере сознательно.)
Я каждый раз борюсь с этой ситуацией, вроде бы справляюсь. Но в итоге выясняется, что я просто сгоняю тараканов с одного места на другое. ...

Наверно, можно с этим справляться количественно: каждый раз прогонять тараканов, каждый раз приводить общение с человеком к здоровой форме. И потом считать, что справилась с тараканами, ибо никого из-за них не потеряла. Может, это количество даже перейдёт в качество - и время на изгнание живности будет стремиться к нулю. Но чем-то этот вариант меня не устраивает
Можно - и хочется - "перейти эту реку вброд". Найти бы еще этот брод.

И ладно бы я одна от них страдала, я же ведь от укусов и пинков дёргаюсь - и то локтем кому-нибудь в глаз заеду, то ногу отдавлю... "